Вот это дааа!) Отец Стефан и его 17 детей.
Отец Стефан (Александр Канубриков) – единственный многодетный монах в России. Он принял постриг в 19 лет, а через год усыновил первого ребенка. Сейчас в семье Канубриковых 17 детей, среди которых – пять с инвалидностью. Люди не понимают, как сочетаются обет безбрачия и многодетность, а отец Стефан убежден – это тоже настоящее монашество.
Люди ищут выгоду: «Зачем столько детей набрал?»
«Сте-е-епа-а-а», – тянет отец Стефан и набирает разведенное водой мясное пюре «Тема» в шприц. Пушок на голове у мальчика еле заметно шевелится, словно откликаясь на голос. Так начинается обед, обездвиженного паллиативного трехлетнего сына монах кормит через зонд. За это время он успевает прочитать «Отче наш» – по этой молитве контролирует ритм вливания смеси.
В квадратной комнате отца Стефана по периметру возле его кровати расположились три детских кроватки. Справа для Степы, слева для Саши, а внизу для Андрюши.
– За глаза мне часто говорят: «Зачем столько детей набрал? Наверное, здесь какая-то собака зарыта». Да какая моя выгода? Мне ночью 5-6 раз приходится вставать, а если дети болеют, то вообще практически не сплю, – отец Стефан сосредоточенно приглаживает пушок на голове сына и переводит разговор в шутку. – Последнее время мои любимые книги – учебники по медицине и разные научные статьи про болезни. Говорю врачам: дайте мне хоть диплом фельдшера или медбрата хотя бы. Дети! Пойдем обедать!
По этой команде на кухню едва ли не наперегонки ползут два трехлетних брата – кареглазый Андрюша – у него обездвижены ноги, и Саша – он родился с недоразвитыми конечностями. «Посите-посите!» – повторяет Саша и обгоняет своего брата.
«Здравствуйте! Я хочу усыновить ребенка!»
Ранним июльским утром 1996 года 20-летний монах Стефан (Канубриков) – настоятель Свято-Ильинского храма в далеком селе Урджар на границе Казахстана с Китаем – торопился на автобус в областной центр. До Усть-Каменогорска – 500 км, автобус ходит раз в сутки, поэтому опаздывать нельзя: отец Стефан выбрал день, когда нет службы, чтобы успеть усыновить ребенка из областного дома малютки.
«Здравствуйте! Я хочу усыновить ребенка!» – сказал он с порога. Заведующая слегка удивилась, а потом показала восьмимесячного Сережу – на молодого монаха смотрели большие голубые глаза. Он поднял мальчика из кроватки, а малыш взял крест на шее монаха в руки и стал пробовать его на вкус. Отец Стефан узнал, какие документы нужно оформить, уехал, а через неделю вернулся за Сережей – так в его жизни появился первый сын. С того момента для священника будет достаточно лишь одной встречи или даже фотографии, чтобы взять ребенка.
– Сегодня есть разные базы данных, а в то время почти все зависело от заведующей – она могла показать любого ребенка. Да я бы и не смог выбрать. Увидел – взял. Если бы был другим, то у меня не было бы 17 детей, – объясняет отец Стефан. – На самом деле мне везло с сотрудниками органов опеки, все относились с пониманием. Конечно, иногда смотрели пристально, с настороженностью, но я не давал повода усомниться в том, что имею на это право, все по закону.
Спустя три месяца после усыновления Сережи отец Стефан вновь отправился в Усть-Каменогорск – понял, что без братика сыну будет скучно. Второго сына, на месяц младше первого, назвал Максимом.
Сначала я не мог Сережу накормить, он ел только две ложки каши. А Максим наоборот, не мог наесться, поэтому быстро поправился у меня, стал таким колобком. – На этой фразе лоб отца Стефана разглаживается, глаза сощуривает широкая улыбка.
«Слава Богу, что больные дети у меня есть!»
Степу называют главным малышом в семье. Мальчика с грубым поражением центральной нервной системы и врожденным фиброзом легких брать из дома малютки никто не хотел, он с рождения лежал в больнице. А потом пришел отец Стефан. Из больницы четырехмесячного мальчика выписывали с новой фамилией – Канубриков. Перед тем, как взять ребенка, отец Стефан всегда устраивал семейный совет: сначала советовался со старшими детьми, а потом собирал всех за кухонным столом, показывал фотографии малыша. Рецепт успешной адаптации детей в его семье в общем-то прост: новый ребенок всегда младше остальных, а значит, старшие уже интуитивно будут о нем заботиться и любить.
Все мои старшие дети физически здоровые. И в какой-то момент я пришел к тому, что теперь надо брать больных детей. И для меня в этом слове нет ничего оскорбительного. Но этих детей боится наше общество, их в принципе не усыновляют. До пяти лет они живут в домах ребенка, а потом сказка заканчивается и их отправляют в интернаты для больных людей. И это постепенное угасание жизни. Я убежден, что любой ребенок должен быть в семье. Априори. А если он больной, то ему в трехкратном размере нужно внимание родителей и государства. И мы должны помочь им облегчить страдания.
Когда отец Стефан с сыном лежал в клинике в Москве, выяснил, что эту болезнь можно было притупить с помощью последовательного вкалывания вакцины в первые дни после рождения. Но время было упущено, и теперь Степа – полностью лежачий мальчик, который из-за нехватки кислорода дышит с помощью аппарата искусственной вентиляции легких. Увидеть кого-либо он не может – реагирует лишь на голос.
– Мы живем в обществе, где тема смерти – табу. Об этом говорить не принято, потому что непонятно, как. И из-за этого неприятно. И мои дети тоже ведь живут в этом обществе, но все-таки они знают, что смерть – это приобретение. Малыши спрашивают меня, когда Степа заговорит и будет ходить, старшие, конечно, все понимают... Но слава Богу, что больные дети у меня есть. Я вижу, как они радуются жизни, что они в семье, и пусть братья и сестры им не родные по крови, но они всегда помогут, погладят, на ручки возьмут. Конечно, я не заставляю старших детей быть постоянными няньками, не гружу их проблемами, ведь это может и в депрессию вогнать. У них своя жизнь, свое развитие, но поскольку мы живем в одной семье, то в любом случае соприкасаемся и помогаем друг другу. К сожалению, на больных детей не всегда адекватно реагируют, но я считаю, что нашему обществу они очень нужны. Наверное, Бог сохраняет им жизнь, чтобы наши окаменевшие сердца немного размягчались. Такие дети – это особая линия моей жизни.
О ребенке с синдромом Дауна отец Стефан мечтал давно, потому что «это искренние, открытые люди, которые тебя никогда не бросят и будут с тобой до конца», так в семье появился Данил. Катя, Данил и Степа – из Тулы. Саша с недоразвитыми конечностями – из Челябинска. За Димой отец Стефан ездил в Астрахань, а за Андреем – в Ярославль. У Димы и Андрея нерабочие нижние части тела. Они передвигаются по полу на руках, подтягивая за собой мягкие и покорные тонкие ножки. Трех последних ребят монах нашел в группах потенциальных усыновителей во «ВКонтакте».
«Для кого-то 17 детей – это очень много, но моей любви хватает на всех»
Однажды к отцу Стефану пришла за советом семья: детей нет, муж и жена на грани развода, поэтому хотели взять ребенка – такие «консультации» монах проводит часто. После встречи отец Стефан понял: ребенок им нужен как аксессуар, который склеит семейные отношения.
– Я убежден: мы должны жить для ребенка, а не он для нас. А это две большие разницы. Если жить с мыслью «он для меня», то можно очень сильно разочароваться даже в маленьком ребенке, когда он начнет проявлять свой характер или даже болеть. Сколько случаев, когда детей возвращали обратно! Нет ничего более страшного – показать ребенку хорошую жизнь и потом отнять ее. И родители не справились не с ребенком, а с собой! Человек изначально не был готов к родительству, думая, что ребенок сразу дополнит его жизнь и принесет ему свет и радость. Но я видел и других родителей, у которых горели глаза! И мое сердце и как отца, и как пастыря радовалось за малыша и родителей. Такой настрой помогает преодолевать трудности, когда ребенок проявляет свое «я», особенно в переходном возрасте. Главное – терпение.
Выражение лица человека, который узнает про отца Стефана и его детей, меняется так: сначала удивление, потом – озадаченность. Затем идут вопросы от «Как совместить обет безбрачия и многодетность» до «А как это юридически и на что вообще жить?». И тогда отец Стефан начинает рассказывать про закон, в котором нет ограничений по числу усыновленных детей, про семейный бюджет из своей зарплаты как игумена храма Димитрия Солунского, пенсии его мамы, детских пособий и зарплат старших сыновей. Понимают далеко не все. И монах считает, что это нормальная реакция и неприятные вопросы будут возникать всегда.
– Да, я монах и я воспитываю детей. Так сложилась моя жизнь, и я очень рад тому, что у меня есть. Моя жизнь мне не принадлежит, я принадлежу детям. И наверное, это тоже по-монашески. Монах не должен заниматься только собой и своим бытом, а ему нужно все время посвящать другим людям. Когда качаешь ночью ребенка, вспоминаешь, что в это время обычно подвижники благочестия молятся, то тоже начинаешь совершать молитву, при этом делая еще полезное для других. Времени на богослужение у меня предостаточно, потому что большую часть своего времени я нахожусь с детьми. А как мы Богу служим? Только ли это молитвы и священнодействия? Мы служим Богу через людей. Я служу Богу через ближних, которые окружают меня – это то же самое богослужение.
Для кого-то 17 детей – это очень много, а для нас нормально. Моей любви хватает на всех. И я живу своей естественной жизнью. Мы не должны жить одинаково, как в советское время нас приучали. Нет стандарта человеческой жизни. Просто пусть дети приходят на эту землю и будут любимыми.
Источник https://vk.cc/7c18Rg
